Тот, кто пал жертвою не от автоматной пули,

Тот, кто стал музыкой не от водородной бомбы,

Тот, кого никогда не рубили клинками,

А били вздохами, порой недодыханием,

Как по щекам совестью

Или упрёками на папирусах,

Переписанными древними,

Но, скорее всего, новыми от христового рождения

Душами.

И не на вечернем египетском,

А воробьиным чириканьем вне времени…

«…Подставь правую!», — ложится на весь гной под ногтём.

«…Ударь левою!», — во весь рост распрямляется

И зевает, не прикрывая рта.

На весь гной под, над и в ногте,

Раскрашенном тёмными красками,

Скорее всего, древними, до того,

Как прозвучало «…Подставь правую!»,

Он ложится под забором,

Не подстреленный,

Но выбитый из круга звёздного.

Тот, кто пал жертвою не от Грааля кубка,

Тот, кто спрятался в яме не от вида черепа,

На зубах которого плесенью расцвело томление,

Тот, кто спрятался от себя за листом папируса,

От того сквозит тайною через поры познания…

«…Пью за Вас!.. Кровь Моя… Прямо здесь…».

Да и между ветками красным цветом

На простыне начертано «…Пью за Вас!».

И играет стёклышком

В стоячей воде «…Пью за Вас!».

Разрывает плоть бытия «…Кровь моя!»…

Тост прорвал на египетском,

Только на утреннем…

И прочь воробьиные перья,

Летите туда, куда и камни бритые — между всех

Парикмахерских, над заборами, через ладони,

Но не пулями — памятью.

Туда и летите — меж ветками,

Где натянут сеткой совсем высохший,

Душой кричащий, тот,

Кто пульсирует в моих капиллярах.