Антополь день ото дня становился другим, тихое безумие и беспричинный страх овладевали душами. И когда птицы покинули Антополь, а собаки, кошки и даже крысы бежали из города, никто не заметил этого. Животные не терпят мёртвой души.

Люди по-прежнему вставали по утрам, шли в столовую, и лишь, порой приходили в себя и чувствовали, что всё далеко не так, как прежде. Люди катастрофически быстро тупели. Но если тупой уляляевец — явление нередкое, то антопольцы, начиная тупеть, сходили с ума.

Большинство молодых мужчин Антополя после девяносто пятого года ушли в лес. Оставшись не задеты безумием, некоторые предвещали Новую Эру, за годами жестокого вырождения. А пока же они призывали хранить семейный очаг, в существовании которого многие давно уже разуверились.

По улицам ходили тихие люди, не говорившие ни слова друг другу. Двигались спокойно, размеренно, будто стояли на месте, а дорога под ними ползла. Огромный конвейер, несущий дрова в топку безумия.

Однажды ночью Алексий Эван выглянул из окна и увидел обнажённую девушку, что одиноко шла по освещённому тротуару. Она была красива необычайно и, если бы я не любил другую, я бы полюбил её, за её плечи, за её тёмные волосы, за её тень на асфальте.

Эван вышел на улицу и быстрым шагом нагнал её. Он накинул ей на плечи прихваченную с собой простыню. Развернул, чтобы увидеть лицо её, и, увидев, спокойно улыбнулся. Странно, но он не удивился, это была дочь Игеля, Ная.

— Ная, — сказал Эван, но та не ответила, она смотрела куда-то мимо него, — Ная, ты меня слышишь?

Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но смотрела по-прежнему мимо Эвана, как будто за его спиной кто-то стоял. Алексий услышал шаги, всё ближе, ближе... Ная, засмеявшись, закрыла рукой рот, простыня упала с её плеч. Алексий обернулся и увидел Игеля, что шёл на него с тяжёлой доской и явным желанием его покалечить.

— Отойди от неё! — сказал Игель и поднял доску.

Ная стояла нагая и смеялась.

— Отойди от неё! — повторил Игель.

— Игель, успокойтесь, я...

— Отойди! — сказал тот и взмахнул доской, намереваясь опустить её на голову Эвана.

Но тот отошёл в сторону, выхватил доску из рук нападающего и, сломав через колено, выбросил в сторону.

— Игель! Что вы делаете? — сказал Алексий и подошёл к Игелю, который с его сединами выглядел не сильным высоким человеком, а стариком.

Старик заплакал...

— Я, я, честное слово, не хотел! Так, просто... — говорил он, смотря под ноги, —

Она... Где она?

А Ная во время этой короткой "схватки" сбежала от обоих, оставив лишь простыню на асфальте, как напоминание о себе.

Эван сказал Игелю, чтобы тот сидел на месте, пока он догонит её. Но тот ответил, что Ная знает этот город, как свои пять пальцев, и погоня бессмысленна, наутро она вернётся домой.

"Квартира" Эвана была небольшим сараем под крышей ратуши. Игель сидел на стуле у окна, а Алексий заваривал чай.

— Она каждую ночь уходит, — начал Игель, — Я знаю, куда. За пруды. Сперва я думал, что в Уляляевку, но нет, там люди порядочные, у всех семьи... Она в лес ходит, к антопольским. Я проследил один раз за ней... Собираются на берегу и... Каждый раз не решался, ходил за ней, а сейчас решил, что терпеть этого больше не могу. Решил, если увижу, что к ней подходит кто-то, убью! А тут вы. Она опять скрылась. Вы бы знали, что эти звери с ней делают!

— Там ведь и Ваш сын.

— Видел уже, — Игель сплюнул в окно.

— Вы на неё пояс наденьте.

— Надевали уже. Эти ублюдки щипцы из кузницы утащили и вскрыли, как консервную банку!.. Она первую неделю в нём ходила... Потом, как это произошло, всех сторонилась, со мной говорить перестала. А теперь сама бегает к ним.

— Возьмите чаю, попейте. Хороший чай, — сказал Эван, прекрасно понимая, что не до чая сейчас, просто надо было чем-то успокоить старика.

— Спасибо, Эван... Город умирает!

— И что вы собираетесь с ней делать?

— Ничего. Ей уже исполнилось шестнадцать. Всё! Теперь мне. Плевать! — левая щека Игеля задёргалась. Тот удержал её рукой. — Плевать, — сказал он тише.

— Я ничем вам не могу помочь.

— Знаю... Ладно, я пойду, а то жена изведётся. Всего доброго, Эван, заходите к нам.

— С радостью. Всего доброго. — Алексий проводил старика до двери и подошёл к окну.

Утром он увидел, как по тротуару, радостно смеясь, бежит Ная. Эван посмотрел ей вслед и лёг спать. Долго ворочался он и, наконец, ближе к трём часам дня, провалился в глубокую пропасть сна.

Продолжение следует...