Спешат и топчатся десятки ног:

Туда, сюда, и вдоль, и поперек.

Вступают в тишь зевают и молчат.

Перед витринами бездельники торчат.

Диспетчер пробубнила в микрофон:

Ногам объявлен новый марафон.

Заполнила пространство толчея

И заспешили ноги... сквозь меня.

Дрожит рука

У самого виска.

Ликующий курок

Оттягивает срок

Ухмылка на губах,

Волнение и страх.

Искусу уступая,

Себя ведешь по краю

К гремящему концу.

А впрочем ни к чему...

Осколок зеркала в руке сжимаю.

Торжественная грусть в глазах сквозит.

Расколот звонкий мир на тысячи обид,

А сотни глаз с осколков на меня глядит,

Желанием пронзить себя невольно увлекая.

Еще мгновение холодный острый край

Над кожей проскользит, оставив мокрый след

И отраженный глаз с усмешкою моргнет,

Еще разок и скажет мне: "Good bye!"

Ты шаманишь легко -

Без отваров кореньев,

Без мышиных хвостов

И занудных молений.

Твои снадобья - руки,

Две тонких лианы,

Оплели меня вдруг,

Словно ищут изъяны.

Твои взгляды - рентген -

И от них мне не скрыться.

Твоих губ сладкий плен -

Не заснуть, не забыться.

Одурманена плоть,

Околдовано сердце.

Я сдаюсь тебе вновь...

А куда же мне деться?

Тебе я радостной казалась,

Так долго смехом заливалась.

Ты так хвалил мой долгий хохот -

В моих ушах был жуткий грохот!

Я отдавала тебе дань,

Со злостью мучая гортань.

Ты не услышал в смехе этом

Как безысходность стала эхом

Моей измученной души,

Слез, тихо льющихся в тиши,

Моей сердечной аритмии...

То был не смех, а истерия!

Почем фунт лиха знают все.

И если скажешь: «Быть беде!»,

Беда тотчас к тебе придет

И лихо цену назовет.

Учись смеяться над собой.

Жизнь станет легкой и простой,

Когда ошибку допустив,

Себя и прочих рассмешишь.

Я в гавани своей судов немало принимала.

Не запятнал мой горизонт лишь Парус Алый.

Склонившись над упорною строкою,

Как вышивают бисером по шелку,

За смысл со словом я веду борьбу,

Но в том не вижу никакого толка.

Я отвергаю будней маету

И заслоняю лоб свой от обид и боли.

Как по никем нетронутому льду

Иду к заветной, бесконечно милой воле.

Под грузом всех несбывшихся надежд,

От всех тревог, что едким дымом греют,

Я уношу комки сомкнутых вежд.

Глаз угольки под ними тихо тлеют.

Промерзшим небесам уже не внемлю я

И жду момента, струны-нервы теребя,

Как только ночь сойдет на землю

Неcпешно эмигрировать в себя.

Рано еще не быть,

Раненой птицей кружить,

Быстро к земле приближаться,

Телом за воздух хвататься.

Рано еще не петь,

В топке земли потеть,

Хладной трухой казаться...

Только б остаться, остаться.

Рано еще не знать,

Скуку и ложь жевать,

И забывать все даты,

Но не изведать расплаты.

Рано еще не хотеть...

Только б еще поскрипеть,

Ржавью дверных петель,

Эхом былых потерь.

Рано еще бояться

Тихо в любви признаться,

Даже дрожа от страсти,

Счастья бежать как напасти.

Рано еще... повиснуть,

Синие губы стиснув,

Мысленно звать: "Помоги!"

Злой и жестокой любви.

Рано еще не кричать,

Горло бы криком сорвать,

Как мост протянув руки,

Не допустить разлуки.

Только б схватить, удержать,

Звоном цепей стать,

В их оказаться власти

И тихо заплакать от счастья.

Рано еще не ждать,

Рано надежду терять,

Камнем и льдом становиться,

Рано с судьбой смириться.

Осели чаинки на дне моей кружки,

Сложились в пророчески злые слова,

Что ждет меня холод все той же подушки...

Сквозь шторы смеется луна.

Я знаю все жесты ее и усмешки,

Ее беспощадный оскал,

Над бегом моим с обреченностью пешки

По длинной спирали кругам...

Мне не дают заснуть твои слова.

От них моя кружится голова.

Ты мог бы мне в другом признаться,

А с этим лучше не играть,

На деле можешь оказаться

Неправым ты. И, если взять

Мне скальпель в руки

И движеньем смелым

Вскрыть клеть груди,

То мог бы убедиться ты

В жестокости своей неправоты.

А впрочем не отметут сомненья

Столь кардинальные решенья.

Тогда, прошу, скажи, мой незабудка,

Что сердем ты зовешь?

Раз то не хрупкая голубка,

Что бьется у меня в груди.

Один Правитель был. Искал того,

Кто б был доволен в жизни всем.

И наконец нашли ему такого

Он оказался слеп и глух, и нем.

Один аскет в молчанье упражнялся,

Но он себе не доверял - заговорить боялся-

И рот себе повязкой завязал.

Однажды он ребенка увидал.

Сидел тот на краю скалы

И в море камешки бросал.

И овладел отшельником испуг.

Он помощь стал искать вокруг.

Но звуки голоса ткань плотная глушила.

Когда же он повязку развязал,

Мальца уже волна накрыла.

Не в узах измышленных достиженье!

B лишь тогда мы цели достигаем,

Когда хоть можем, все ж не совершаем.

В исканье слов труды напрасны:

Подчас уродуется истина в словах,

Но истина в молчании - прекрасна.