Ты, конечно же, не знала

То, что я конкретно знал,

То, что ты тогда ласкала

Не меня, а мой астрал.

Говорила, что любила,

Я на этот счет острил,

Ты под пьяную косила,

Я под трезвого косил.

Но под нами был диван,

А над нами потолок,

Я был молод и был пьян,

И, конечно, одинок...

Ты из рук меня поила,

Я тебя как вод купил

И острил, ты говорила,

Чтоб язык я прикусил.

Отомстила мне гордячка,

В миг сближенья наших тел —

Назвала себя горячкой,

И я просто...

Остолбенел.

Случайно проснулся

И не понимаю —

Стою я на крыше

Вагона трамвая.

Что это опасно —

Я осознаю,

Я не понимаю,

Зачем я там стою?

Ну, я понимаю,

Проснуться с похмелья

В совсем не знакомой

И чужой постели.

Бывает занятно,

Я так думаю,

И где-то в душе-то

Оправдываю...

А как объясню я

Жене или маме,

Что я на трамвае

И в женской пижаме?

Сказать: на трамвае

Поехал я к морю —

И мать разъярю

И жену раззадорю.

Ну что тут сказать,

Ведь подумайте сами —

Я в женской пижаме,

Мужик и с усами

На крыше трамвая

И, главное, вою...

Очнулся в постели,

Приснится ж такое:

Жену еще напугал.

БРЕД!

Я наказан, и поделом,

Пусть свидетель тому —

Вселенная.

Помню, я называл тебя

Ангелом.

А ты ведьма была

Несомненная.

Промахнулся, и это

Не в первый раз,

Да и как научить

Такого тупого?

Я хотел открыть тебе

Третий глаз,

А взамен своего

Чуть не лишился

Второго.

Чертыхался долго,

Когда удирал,

И когда, удирая,

Следы запутывал:

Тьфу! Тьфу! Тьфу!

Лучше б черт меня подобрал,

Когда ты, словно Бес,

Все во мне попутала!

У-у-у, ведьма!

Вы пришли ко мне из снов,

Из фантазии мечтов,

И влюбился я безумно

В стрелки Ваших колготов.

О, как Вы мне дорога,

Вы мой друг и подруга,

Я бы с Вами, мое счастье,

Повалял бы дурака.

С Вами радость и тоска

От ногтя до волоска,

Пусть немного Вы плоски,

Как гладильная доска.

Это вовсе не беда,

Ну, кривы Вы, ерунда,

На безрыбье рак ведь рыба —-

Вот и любишь верблюда.

Я овеян дыханьем вечности

И трусясь на краю параличности,

У меня остывают конечности

И еще раздвоение личности.

Как кобель, просто до практичности,

Я, задрав гордо хвост, аж вспотел

От открытости и неприличности

Оголенных весной женских тел.

Почему замираю я, пламенный?

Что со мной? Я, как будто больной,

Я как на поле боя, как раненый,

Исхожу, истекаю слюной.

Вижу руки, и ноги, и талии,

И опять повторяю вопрос;

Что со мной, у меня аномалии?

Нет на женщин авитаминоз.

Я целовал ее взасос,

Ну а потом тошнило мне,

По коже пробегал мороз,

И жар с морозом наравне:

Потом болела голова,

Я был с ней близок, как умел,

А Бог во мне шептал слова;

Дружок, ты просто охренел.

А утром, утром я острил,

Когда с нее тихонько слазил;

Если я водки перепил

То, мать ее — Всевышний сглазил.

Начинаю в сотый раз

Вспоминать опять сначала,

Как пленительно у Вас

В животе вино урчало.

Словно Муза и Пегас,

Ночью с Вами мы резвились,

И божественно у Вас

В темноте глаза светились.

О, как выпуклы и гладки

(Наслаждение и пытка)

Эти плечи, и лопатки,

И кошачая улыбка.

Я от Вас маниакальный,

Я хотел бы вновь обнять Вас,

Вас увидеть визуально,

Осязать и обонять Вас.

Но разлуки не умерить,

И страданий не унять —

Вас не взвесить, ни обмерить,

Ни понюхать, ни обнять.

Вы — глаза, я — глаз сетчатка,

Вы — гроза, а я — взрывчатка,

Вы — ботинок, я — нога,

Я — рука, а Вы — перчатка,

Я — монетка, Вы — копилка,

Вы — розетка, а я — вилка,

Вы — стандарт, я — эталон,

Вы — Союз, я — Аполлон:

Мы так долго друг другом любуемся,

Так когда ж мы, наконец, состыкуемся?

Сегодня я, ну так, спьяна,

Вдруг понимаю: не Бог весть,

Но удивительна страна,

В которой я есть.

Очаровательна страна,

В ней тоже есть своя прелесть,

Она порой загадочна,

Но небо есть и зелень есть.

И на земле растет трава,

И что-то птицы там поют,

Сады и плододерева,

И в реках рыбы плавают.

Я потрясен, я будто сплю,

Я в ней дышать, и пить, и есть.

И я влюблен в эту Землю,

Ведь в ней такие парни есть

Как я! И как мои друзья!

Мы повздорили немножко,

Я сказал, что ты мартышка,

Что вредней облезлой кошки

С недобритою подмышкой.

Что за странное созданье:

Ни лица, и ни фигуры,

С мига миросозиданья

Свет не видел такой дуры.

Был я просто изничтожен,

Я — глиста, слизняк, и плесень,

Я узнал, что я ничтожен

И в постели бесполезен.

Ты сказала откровенно:

На кого батон ты крошишь?

Как мужик обыкновенный

Ты же ничего не можешь.

Как собаки мы сцепились,

Но нежнее и нежнее,

Мы кусались, мы возились,

Охая, вздыхая, блея.

Ты простить себя молила,

Наслаждаясь мною в профиль.

Чтобы ты не говорила,

Я в постели — Мефистофель.

Ты садистски меня погубила,

Неужели ни капли не жалко?

Неожиданно мне залепила

По загривку от теста качалкой?

А потом как собака взбесилась,

И царапалась, и кусалась,

То за мной с молотком носилась,

То с ножом на меня бросалась.

Говорила, что я убогий,

Что тупее трусливого зайца,

Обещала сломать мне ноги

И грозила отрезать:пальца

Удивлялся я, видя такую

В ослепительном гнева потоке

Лишь за то, что случайно другую

Незаметно погладил по жопе.

У него была она,

И он ее любил,

Но она стала неверна,

И он ее убил.

И в душу закопал,

И надпись написал,

Что у него была она,

И он ее любил,

И она стала неверна,

И он ее убил.

И в душу закопал,

И надпись написал:

А я подумал: ну так что ж,

Ведь всех же их не перебьешь.

Как быстро сменяются

Цифры и даты,

Я больше не чувствую

Времени счета,

Я выхожу и иду

Куда-то,

Не отдавая себе

Отчета.

Сутулый, шагаю я

Придурковато,

Бреду, как в бреду,

Да какой там бред:

Ведь если я был

С кем-то, где-то, когда-то,

То очень давно,

Меня там уже нет.

И, в общем, вопросов-то

Не Бог весть,

Но не нахожу

В голове ответов:

Ведь если я был —

То, должно быть, я есть?

А если я не был —

То, значит и нету?

В задумчивости,

Все на свете ругая,

Слова вспоминая,

Кручу головой:

Я спрашиваю:

Где я? Кто я? Куда я?

Зачем я? А главное:

Ради чего я?

Я люблю Ваших глаз

Овальчики

Я в нокауте

В первом же раунде,

Ваши тонкие в кольцах

Пальчики

Крепко держат меня

За "Баунти",

А от пальчиков Ваших

Веет морозом,

Я очень прошу Вас:

Так крепко не надо,

Там нежная, сочная

Мякоть кокоса

И толстый-толстый

Слой шоколада.

Глаза отводишь ты напрасно,

Напрасно, мы с тобой одни.

Ты знаешь — и тупому ясно,

Что у тебя больные дни.

Я счастлив прямо паралично,

Я отдохну теперь дней пять,

А ты не будешь неприлично

Ко мне все время приставать.

Мне радостно, и я ликую,

А отчего? Хотите знать?

Да от того, что в отпуску я,

Один раз в месяц дней на пять:

Ты горящих румянец щек

И душистость дождя лесная,

Ты шампанского сладкий глоток,

И глоток горячего чая.

Ты мурашки, за шиворот снежки,

Дым в полоске яркого света,

И грибы еще ты, сыроежки,

И мальборовая сигарета.

Кружишь голову как наркотик,

Вот в висках у меня застучало,

Но едва отрываешь ротик —

Тут же думаю: Лучше б молчала:

Я Вас любил так безнадежно,

Не упрекая, не виня,

Так пылко, бережно и нежно,

Как дай Вам Бог любить меня.

Пушкин и я,

Я замер около фонтана,

На Вас поднять не смея глаз,

Я экзотичным был и странным,

Как киви или ананас.

Вы, словно, обо всех забыли,

И голос Ваш, в ушах звеня,

Сплетал слова, что говорили

Вы обо мне и для меня.

А как глаза Ваши светились,

Всего меня воспламеня,

Как на икону Вы молились,

Глядя на ангела-меня,

Меня просили Вы остаться,

А я Вас об ином молил,

Молил ко мне не прикасаться

Из самых из последних сил.

Я продолжал хранить надежду,

Вам не понять, как я страдал,

Когда сорвали Вы одежду

С меня, и я себя отдал.

Я знал — Вам до меня нет дела,

Я знал, что тела Вы алкали,

Вы так хотели мое тело,

Что, в общем, даже не скрывали.

Но воздух тишиной звенел,

Ажурность слов во мне сплетая,

Я их шептал, я Вас хотел,

В безумство с вами улетая,

Грехи отмаливал потом,

Я понимал, что был помешан,

Я называл себя скотом,

Покорно соглашаясь — грешен.

Я — бесхребетен, я — ничто,

А Вы. : А Вы — беда Господня.

Нет! Никогда! Нет! Ни за что!

Нет! Лучше в десять и сегодня!

Был туман, и моросило;

Ты глаза свои косила;

Но чего-то не хватало,

И за окнами светало.

Помню, раньше что-то было,

Помню, что собака выла,

Но внезапно перестала —

Дура, видимо устала,

Почему-то не сиделось,

Мне тебя обнять хотелось,

Только ты не обнималась,

И обнять не состоялось,

Раньше весело смеялось,

Я мечтал, и мне мечталось,

И шептать тебе хотелось,

А теперь вот не шепталось.

Нечего не сохранилось,

Что-то больно умирало,

Что-то новое рождалось.

Мне хотелось, чтоб у Вас

Одеялка убежала,

Чтоб лежали Вы в анфас,

И луна Вас обнажала.

Чтоб сбежала простыня,

И прикрыть Вам нечем тело.

Вот, моля, Вы на меня

Смотрите — а мне нет дела.

И, сплетая стыд и боль,

От такой вот переделки,

Вы лежите, как "бризоль"

Обнаженная в тарелке.

Чтоб подушки ускакали,

Спотыкаясь, семеня,

Чтоб, стыдясь, Вы мне сказали:

Ну хоть ты прикрой меня:

Я уверенно и смело

Вашу честь спасу и Вас,

Я прикрою своим телом

От бесстыжих липких глаз

Похотливых кобелей —

Вас, души моей елей...

Солнце лизнуло сперва стекло,

Это когда по стене стекло,

Ну, а когда по стеклу стекло,

Словно утюг на ковер упало.

Да, а затем, по ковру скользя,

Нарисовало окно на стенке

И, сделало то, что делать нельзя —

Нахально легло на твои коленки.

Это место мое! Я решительно встал,

Ревность тупая во мне вдруг проснулась,

Прочь его взял и с колено прогнал,

Шторы зашторил, и ты улыбнулась.

Солнце подумало: не повезло!

Я проворчал: ишь, какое скорое,

Медленно солнце за тучу зашло,

Ну а мы занялись камасутрой за шторами.

Опять сплелись в пружину нервы:

Но чувства, чувства не видны.

О, Боже! Как Вы лицемерны !

О, Господи! Как холодны!

Непринужденно улыбаюсь,

Я восхищен вашей игрой,

Вам не понять, что издеваюсь,

Но не над вами — над собой.

Такое даже не присниться —

Будто по кругу я вращаюсь,

Я прихожу, чтобы проститься,

И каждый раз к вам возвращаюсь

В разлуке я ваш голос слышу,

И пусть в словах неосторожен,

Пусть говорю, что ненавижу,

Но ведь люблю! Храни Вас Боже!

Пускай забыть хочу безмерно —

Мои страдания напрасны,

Да, Вы от черта лицемерны,

Но Вы от Господа —— прекрасны.

Все во мне перевернулось,

Все во мне перемешалось,

В мое сердце ты нахально

Хирургически вмешалась.

На твоих глазах я вяну,

Я страдаю, но молчу,

На тебя лишь только гляну —

Тут же сразу и хочу.

Не дышу, а обоняю:

Носик, ушки, ручки, ножки,

Я глазами открываю

Твои змейки и застежки.

Видно мысли ты читаешь,

То приходишь, то уходишь,

Раздразнишь и исчезаешь,

Думая, что за нос водишь:

Ты мне голову морочишь,

Погоди еще, —— шепчу я, —

Когда ты меня захочешь —

Знать тебя не захочу я.

Будешь всхлипывать слезами

И страдать, ломая когти,

Раздевать меня глазами

И кусать себя за локти.

Может быть и снизойду я:

Наслаждайся моим телом,

Но шепчу при поцелуе:

Дура! А ведь не хотела!

Я горю сигаретой малборово

И пускаю колечки бездумно,

Я лежу, и лежать так здорово,

Поэтично и остроумно,

Я дымлю сигаретой мальборово,

О, как мне элитарно дымить,

Верно, думаю, так же здорово,

Как жирафа с ладони кормить.

Я лежу в поэтическом жанре

И в блаженстве щипаю брови,

И вдруг — ты, да еще в пеньюаре,

Вся прозрачная, с чашечкой кофе.

И внутри у меня как жахнет,

Заурчит, застучит, затрещит,

Тут не я, тут и мумия ахнет,

Нет, не ахнет, а заверещит!

Я как будто в хмельном угаре,

Только слышу: чего ты трясешься?

Но ведь кофе в постель, в пеньюаре —

Черта с два от тебя дождешься.