"О" само таит Анюту в Бене,

мальчика грехом ее боле мене

озарило в огненной Геенне.

Он не свое дело

обговаривал, и годило

"О" и кривело.

Девочка хорошая, как Анюта плохая

над отпрыском порхая,

выходила сухая.

Двухголовыми ядрами пуляют пушки,

отпускают смешки

на ея сандалиях ремешки.

Перенял-перенял скот

на дороге от

племянника идиот,

перерыв-перерыв ночной

наделил ручной

голову виной,

пополам с водой

скотину молодой

разделил-разделил за грядой

мраморных плит,

ох-ох голова велит

выморозить улит,

перетащить к огню

близко-близко всюю родню,

спрятать в трусы клешню.

Раскатисто овца

смеется у крыльца

умного жильца,

речь его льется,

макушка его вьется,

Солнце его встается,

растворилась калитка,

в раздевальню улитка

влетела, как нитка,

и накатывает тоска,

цифра ее и киска

ее, и леска.

Собрал волюшку свою, как перо

страусовое в недра

вумница, вумница, шля ядро

из греховой, греховой скорлупы

в козлиной стопы

россыпи, трубы и кубы,

о, исказилась при передаче

фраза его, тем паче

хрюканье в плаче,

о, зияет бездна перед ним,

солнышком палим,

скользит позавчера налим,

а давеча взвились

соколы, и развились

они в громы и молнии, и схоронились

они во мхах,

и осовестьлились они в верхах

тростников и помыслов в лопухах.

Тем более для льва

климат, как голова

держится за слова,

обманчивая наружность

у буквы, ея окружность

делится на разбужность

и на сонность, и на едва

баобабы, парит "У-2",

и жужжалка его жива.