Мерцают звезды, в висках пульсируя.

Листья кружатся, с ветром вальсируя,

Фляки проделывая и сальто,

С грохотом катятся по асфальту

Грустно и глупо, и мерзопакостно,

Боже мой, Боже, когда это началось?

Кошки в душе, и тоскливо, и плакостно,

Все отгрустилось, и все отргустнячилось.

Я захлебнулся в собственной жалости.

Сон, будто в бездну, стремительно падает,

И одиноко тот одичалости:

И то не волнует, и это не радует.

В пляске кручусь полоумной я мысленно,

Страшно. Но знаю — не нужно бояться

Верно все то, что природой написано:

Падают низко чтоб выше подняться!

Есть на лице моем печаль,

Я не могу уже молчать:

Я гений! — хочется кричать —

Никто не хочет замечать.

Дождь идет, и окна плачут,

А за окнами люди мокнут

И, как цапли, по лужам скачут:

Скокнут раз и еще раз скокнут.

Мочат головы, плечи, спины,

Легкие наполняют хрипом,

Все они заболеют ангиной

Или даже вьетнамским гриппом.

Будут дома глотать таблетки,

От простуды ведь даже глохнут,

В нос пипетки и пот в салфетки,

А потом вдруг возьмут и сдохнут.

Я б вот так и смотрел часами,

Как они, бестолковые, мокнут,

И как окна грустны слезами,

Как скорбят по покойникам окна.

Волос шампуня тонким ароматом

Я Вас вдохнул, не в силах устоять,

О, Господи, ведь нужно быть солдатом.

Чтоб голову с тех пор не потерять.

Я изнутри не каменный, увы,

Мгновение — успел лишь ахнуть только,

С открытым ртом смотрел на Вас, а Вы...

О, дай вам Бог сто лет цвести и пахнуть.

Я зубы сжал, я сдерживал слезу,

Вы не услышали ни возгласа, ни стона,

Черт побери, влюбился я в козу,

Козу, рожденную под знаком Скорпиона.

С тех пор бываю очень часто зол,

Безумно зол, и как здесь не беситься,

Чтоб, как баран безмозглый, как осел,

В жену свою без памяти влюбиться —

Здесь или генетические коды,

Или какая-то загадочность природы.

Вот я третий час смотрю на окно,

А в окне третий час уже небо показывают,

Еще крыши видны, облаков волокно,

И по крышам коты малохольные лазают.

Бельевые веревки, скелеты антенн,

Паутиновый блеск проводов электрических,

Гобелен штукатурный облупленных стен

И дымящихся труб символ аллегорический.

А еще, как капризы плохой погоды,

Как капризы моды — домов стриптиз,

И, как падают маслом вниз бутерброды —

Так балконы летят человеком вниз.

Теплый ветер листочки деревьев листает,

Небо синее, будто цилиндр факира,

А в окне над землей беззаботно летают

Бестолковые белые голуби мира.

Десять — десять, улыбаюсь,

Так в часах застыли стрелки,

Время ждет, а я катаюсь,

На летающей тарелке.

Ошмеленной мысли рой,

Я парю над облаками,

Окрыляченный хаврой,

Небо трогаю ногами.

Пробуксовывают пятки,

Я стремителен и смел я,

И с меня все взятки гладки,

И на все плевать хотел я.

Я — мираж, я — нереален,

Я принял антигрустинина,

Я и не материален

От щепотки кокоина.

Настлив день

Или ненастлив —

Мне плевать,

Я просто счастлив.

Есть запретных плодов влеченье

С давних пор, и им возраст — века:

Вот порочное увлеченье,

Когда любит мужик мужика.

Как представлю в своей голове,

Так она и закружится кругом.

Или женщины, тоже две,

И опять же, живут друг с другом.

А как это назвать — не знаю,

Проявляя к себе влюбленность,

В одиночку, когда ласкают

Мест интимных перевожбужденность.

Раздеваются догола,

Когда есть такая возможность

И рассматривают в зеркала

Наготы своей безнадежность.

Даже думать об этом грустно,

Тут бесстыжесть такая — слов нет.

Почему-то вдруг стало грустно,

Что умру, и никто не вспомнит.

Куры — дуры,

Бабы — не куры,

Голуби — птицы,

Птицы — мухи.

Гудит в голове

И звенит в ухе

Я слышу звон

И не знаю, где он,

И не знаю, где явь,

И не знаю, где сон.

Я пьян,

Но в природе своей —

Неваляшка,

Я вижу: монашки

Играют в пятнашки,

Я спорить готов

До десятой отдышки

О несовместимости

Кошки и мышки.

Я думаю часто:

Что делаем все мы?

И думаю: кто мы?

Когда мы? Зачем мы?

Я нем,

Хотя ушки живут

На макушке,

Я слышу, как жалобно

Плачут лягушки

О том, как редеют

Весною ресницы,

И как ревматично

Болят поясницы,

Как трудно подняться,

Как просто скатиться,

Не трогайте мух.

Ведь они — словно птицы!

Сижу один как-то осиротело,

Все куда-то спешат, а куда — непонятно,

Но мне к ним нет никакого дела,

И им ко мне нет дела адекватно.

От мыслимых ужасов весь вспотел я,

Ну как же это так? Невероятно:

Пускай бы на них наплевать хотел я,

Так ведь и они на меня — обратно.

Каждый сам по себе — одичавшее пугало,

Человек вроде — необитаемый остров.

Пожалуйста, люди, любите друг друга,

Ведь это, как все гениальное просто.

Остроумные бусинки слова

В ожерелье стиха я вплетал,

Расплетал и вплетал туда новый

Ироничный духовный ментал.

А закончив, я Вам приносил

Целый сомн поэтических трелей

И покорно примерить просил

Ожерелие из ожерелей.

Только Вы предпочли им, увы,

Сверхдешевые яркие бусы.

Как я раньше не понял, что Вы

Лишены были начисто вкуса.

"Зубы гниют с головы". (Я)

"В ногах правды нет". (Маресьев)

"Хождение по путям воспрещается". (А. Каренина)

Лицом к лицу,

К вискам прижав ладони,

Я голову сжимал свою в тиски.

Прости, опять влекут куда-то кони

Моей нечеловеческой тоски.

Пускай незащищенный я стою,

А щупальцы ее меня коснуться,

Но кровь не холодит уже мою.

Уйдя в себя — возможность не вернуться.

Поверь, мне больше некуда идти,

Иных путей давно не нахожу я:

Ты только, если сможешь не грусти.

Я ухожу, прости, что ухожу я.

Для счастья нужно ведь так мало —

Приборы: ножик, рюмка, вилка,

Скатерть, хрустящая крахмалом,

И запотевшая бутылка.

Стол, стул и в вазочке цветочки,

Два бутербродика с икрою,

И малосольные грибочки,

И ассорти еще мясное:

Потом селедочка в маслинках

Или свинячие биточки,

И симпатичная блондинка,

И чтобы ямочки на щечках.

И чтоб не девушка, а пончик,

Локтем локтя ее коснусь я:

Но стоп! Мечтать закончим,

А то слюною захлебнусь я:

Ты в дверях с бокалом грога

Ежишься плечами зябко,

С грогом около порога

И рукой сжимаешь шляпку.

Незаметно наблюдаю

Под этюды клавесина,

Как в глазах твоих играют

Язычки огня камина.

Вздрогнут крылышками свечи,

Хочется сойти с ума:

Я и ты, и этот вечер,

Полусвет и полутьма.

Хочется с проворством кошки

Пригласить тебя на танец,

Целовать твои ладошки

И стыдливых щек румянец.

Я плюс ты, огонь камина,

Ты с бокалом, я с усами,

Мы и звуки клавесина,

И сжигающее пламя.

И случилось так

И не нам решать.

Почему? Почему

Я и сам не знаю.

Вероятно, я должен

Тебя обожать,

Ну а я, ну нисколечко

Не обожаю.

И не мне просить,

Не тебе прощать,

И опять, в сотый раз

Я уйду не прощаясь.

Что не выполню

Не могу обещать,

Но терпенью

Твоему восхищаюсь.

Не пойму, зачем

Подбирать ключи

Там, где нет даже скважины

Для ключей.

И не мне объяснять —

Лучше помолчим,

Отмахнусь рукой,

Звездных ночей.

Не печалься, пустяк,

Вот опять ничья.

Мы туманности две

Пути Вечного, Млечного,

Мы лишь капельки две

Одного ручья

И песчинки времени

Бесконечного.

Разве скажет одна

Песчинка другой:

Я навеки твоя,

Ты навеки мой?

Я не знаю, где мой

Аппетит и покой,

Что случилось со мной:

Я как будто взбесился.

Лучше б я заразился,

К примеру, чумой,

Чем любовью твоей

От тебя заразился.

Я доверчивый

И беспечный такой,

Как могло случиться,

Что не понял я сразу,

Как ребенок, вот так

Потерял совой покой

И вот так подцепил

В свою душу заразу.

Замирает в груди

И холодный пот,

Под глазами круги,

Взгляд горячий, страстный,

Но ты в душу

Мою не влезай, убьет.

Знаешь, даже курить

Со мной рядом опасно.

Ты беспечно зажгла

Смертоносный пожар,

Разожгла и забыла,

И не погасила.

Где стакан взять воды?

Куда выпустить пар?

Ты не ведаешь даже,

Что ты натворила.

Я мечтал в голубой лагуне,

Где, как зубы, коралловость рифов,

И на рифах уснула шхуна,

И кружатся тучи москитов.

Где бурлит перламутрово пена,

Разбиваясь о гребни утесов,

Небо там, где необыкновенно,

А на пальмах растут кокосы,

Замереть как-то благовейно

Там, где тучи царапают горы

А потом зафигачить "Портвейна'

И заесть его помидором:

Бывают женщины разные,

Бывают, как вина, искристые,

Белые или красные,

Бродящие и игристые.

Десертные вина, крепленые,

Или ликеры сладкие,

Бывают они округленные,

И наоборот — гладкие.

Бывают, как лед,

И бывают, как мед,

Грог или коктейля

Холодная взвесь:

Коньяк ли? Шампанское?

Кто их поймет?

Хотя, говорят,

Даже умные есть.

Наверное, это все —ерунда:

Я спать лег и думал, пока я не сплю,

Как девушка в проруби тонет пруда,

И как я спасу ее и полюблю.

Крутился, наверное, целый час —

Нет сна, хоть убей меня, выколи глаз.

Возможно, ее я не полюблю,

А, может быть, кто-то другой ее спас.

И я заказал себе сон про войну.

Я просто подумал, пока я не сплю,

В смертельном бою я спасаю одну,

А дальше во сне ее полюблю.

И снова крутился еще один час,

И снова нет сна, ну хоть выколи глаз,

Подумал, что раз я, опять же, не сплю,

Наверное, снова другой ее спас:

Я реку представил по имени Нил,

Прекрасный и сильный, я гордо стою,

Купается девушка, вдруг крокодил,

И я с ним сражаюсь, пока я не сплю.

И в этом сражении я победил,

И я ликовал, и она, Нил бурлил:

Вдруг слышу: Бесстрашный, тебя я люблю,

Но что-то тебе крокодил откусил:

С кровати ужаленный я подскочил,

Гляжу — все в порядке, я снова в кровать.

Чу: в детстве давно меня кто-то учил:

Верблюдов с баранами лучше считать.

Есть старый закон, и он непререкаем,

И знает о нем всякий сведующий:

Не гонись за женщиной, как за уходящим трамваем,

Сзади всегда идет следующий.

Я молчу, но приятно

Наблюдать одну картину:

Вас, похожую на дятла,

Но с повадками павлина.

День за днем одно и то же,

Я смотрю на мир дебело,

Хочется кричать: о, Боже!

Как мне все осточертело.

Запустить в Вас мокасином?

Пристрелить? Я озадачен:

Или взять, облить бензином

И спалить к чертям собачим?

Но, как будто просыпаясь,

Слыша: мы вдвоем навечно?

Я смотрю и улыбаюсь:

Ну, конечно же, конечно:

День подлец и ночь зараза,

Я не сплю, мне не до сна.

Сквозь окно огромным глазом

Смотрит дерзкая луна.

Одноглазо строит рожи,

В небе — море светлячков,

Полоумная дорожка

Из жемчужных облачков.

И я, ночь держа рукою,

А другой — бокал с луной,

Пью мерцание покоя,

Упиваюсь тишиной.

Пью дрожанье перламутра

В тишине безделия,

Но ползет дыханье утра

И растет похмелие.

И грустно бывает, бывает тревожно,

Согласен, бывают мгновенья тоски,

Но умереть от любви не возможно:

И просто не умно,

И не по-мужски.

Того не ведают невежды:

Жизнь бесконечна, а тела —

Сиюминутные одежды

Недолговечного стекла.

Но между тем и этим между

День изо дня себе твержу:

Я так люблю свою одежду,

Что даже слов не нахожу.

Пусть в синтезе хлопот пустых

Одежда есть мое блаженство,

Пустите меня в лик святых,

Ведь я же просто совершенство.

Я иду в тридесятое царство

Через реки, овраги и горы,

Через время и через пространство,

Топи скуки, нирваны озера.

Как больной в предпоследней агонии,

Я шагаю себе в никуда

По какой-то злосчастной иронии.

В быстрой смене сюжетов и тем

Мне не важно: весна или осень,

Я шагаю лишь только затем,

Чтоб коньки где-то взять и отбросить.

Ночь тревогою кольнула,

Чем-то острым, чем-то странным,

Неожиданно зевнула

Черной пастью чемодана —

Сволочь.

За губами ставень

Слышу шепот:

С кем ты? Кто ты?

Спрятал пазуху за камень?

Как же, то-то и оно-то.

Я устал считать до ста,

Не уснуть, но слышу всюду:

Без распятья нет Христа,

Нет Иисуса без Иуды.

Засыпают в домах лампочки,

Телевизоры, радиоточки,

Спят уютно твои тапочки —

Пятка к пятке, носочек к носочку.

И мои — в клубочек и храпают,

Стол спит, стул и будильник,

Только в кране вода капает

И урчит во сне холодильник.

А потом засыпает весь дом,

Даже шорохи вместе с мышами,

Я к тебе — мурлыкать котом,

Потому что ты любишь ушами.

Околдую и заворожу,

И случится, и вот случилось:

А под утро лукаво спрошу:

Как спалось? И еще: что приснилось?

Осенило, понимаю:

Ничего собой не значу,

Понимаю — не поймаю,

Я за хвост свою удачу,

Никогда не полюблю

Девушку в волшебном гроте,

Никогда не запою

Как Лучано Поворотти,

Ничего не напишу,

Никого не нарисую,

И "to be, or not to be",—

Тоже не произнесу я.

И, захлебываясь грустью,

Весь в тоске, все опостыло,

Щас возьму, пойду, напьюсь я

И набью куму-то рыло.

Не скрою —Вы мне симпатичны,

Гармония лица и тела,

Вы так изящно симметричны,

Величественны, мягкотелы.

Вы вся вкуснее кока-колы,

И понимаю я отлично,

Мы с Вами чем-то разнополы,

Но все же фотогеничны.

Мы оба — следствия в причине,

Мы вместе — человечий род,

Да будет женщина в мужчине,

А лучше пусть наоборот.

Когти я в свою душу вонзал

И в комок собирал свою волю,

Я проснулся и вдруг осознал,

Что зависим от алкоголя.

Из цепочек событий мгновение —

Вспышка, будто в горячке белой,

Чую —все, началось сраженье

Духа вечного с бренным телом.

Бесхребетно и остервенело

Меня било всего и трусило.

Дух, не смей, —говорил, а тело

Унизительно выпить просило.

Я обоих оставил без сил,

Я в счастливую верю планету.

Мне не важно, кто победил,

Важно то, что я пил за Победу!

Лежал и думал о Майами,

Стук в дверь, гляжу — Омар Хайям,

По кругу двигая бровями,

Мой сон развеял о Майами:

И, сам в себе души не чая,

Играет четками, скучая:

Что ты разлегся, как Даная?

Поехали к индейцам майя,

Развеселимся и погуляем:

Лукаво кашляет: кхе-кхью,

А я ему: послушай, Хаим,

Я третий день уже не пью.

Уйди, не видишь, я грущу,

А то ботинком запущу.

Ты в руках с воздушным шариком,

Я смотрю, а будто грезится,

Что глаза твои — фонарики,

А в глазах, чертята бесятся.

Кажутся желания странными,

Легкий бриз небрежно пенится,

Пляж пустынный с пеликанами,

И еще закат сиренится.

Я молчу многозначно,

Я внимаю заворожено,

Хочется тебе мучительно

Залепить лицо пироженым.

Волны стаями дельфиновы,

То ли грезил, то ль привиделось:

Шлёп! И в бешенстве рубиновом

Ты ушла: Верно, обиделась.

Всю измазав кремом рожу,

Черти на кого похожа,

Дура набитая!

Чувств своих не в силах скрыть,

Пристально глядел на Вас,

В состоянии любить

Прямо здесь, уже, сейчас.

Вы не знаете меня,

Я в словах не пустомеля,

Я погорячей огня

Два, ну три раза в неделю.

Я о Вас, как мышь о сыре,

Есть любовь варенья слаще,

С Вами можно и четыре,

А на Новый год и чаще.

В общем, что и говорить:

Ненавижу скукатищу,

Мне дано любить, любить,

Как голодный любит пищу.