Вязанка хвороста исправна.

И на своих ушла ногах

от мельника, который плавно

болеет в дантовых кругах.

Еще болеет он безвольно.

И слезы в мутную муку,

как хворостины, хлебосольно

кунает, лежа на боку.

На правом лежа или левом —

не выдал камень путевой.

Вязанку хвороста на древо

Адам закинул головой.

Вязанка хвороста съедобна.

Хлеба круглее, чем клыки.

И по-фамильно, по-микробно

упомянулись от Луки.

Голышом в пластмассовой бутылке

инквизитор сядет и замрет.

Фруктов одинаковых опилки

раздавил и сердце разобьет

атаману мягкому по сути

своего сердечного зерна.

Инквизитор ласковее судит.

И зерно с пластмассового дна

в Райский сад летит из горловины.

Атаман улыбку развернул.

И губами зернышко из глины

в грудь средневековую воткнул.

Грузило томное, рукав позолотив,

за ниткой спряталось свинцовой.

Его разыскивать Сизиф

с горы бросается в обновы,

плывущие с коров нерукотворных

к ногам пастушки молодой.

В глазах ее огнеупорных

Сизиф горячей бородой

застрял и за рукав хватает

пастушку сонную, как нить.

Корова головой мотает,

мычит и пробует скулить.

Древнее животное

открывает душу.

Выкатилось потное

из воды на сушу.

Золотоискатель

моет сапоги.

Душеоткрыватель

катится с ноги.

Сердце его смуглое

красную росу

гонит через круглое

тело, как лису.