Аневризмлю я судьбу! И, сама себя жалея,

Анапестую строку и ямбую, и хорею.

Бесталанный сочиняч мадригалов неизвестных,

Буду в старости слухач комплиментов сочно-лестных.

Возношусь под облака ль, рифмы в косы заплетая?

Вертикаль, горизонталь, то скольжу, то вверх взлетаю...

Горельефлю слов узор яркой краскою и тушью:

Горе, слава, и позор, пыл любви и равнодушье.

Да порою не понять, где вершина, где — подножье...

Далеко бежать, шагать, а вернуться невозможно.

Еле-еле начала понимать суть алфавита,

Ежедневно проникать в то, что временем сокрыто.

Жаль и тех, кто знаменит, и пропавших без признанья.

Жизнь и схемы, жалкий быт, кабала и заклинанья...

И кому на ум придёт, что всё это не в новинку,

Круговерть: вода и лёд, снег, туман, опять снежинка..

Ладно, бросим алфавит, буквы 33 , как в латах,

Мужики-богатыри, князя верные солдаты...

Кто мне скажет, почему так несчастны все поэты?

Как душе их и уму не хватает вечно СВЕТА!

Как безумная, твержу: силуэты-эполеты...

Каторжанкою сижу над бумагой до рассвета,

И рифмач я , и ритмач, и мелодии покорна

Иногда я — обкорнач, хоть бываю и повторна...

И хирург своих фонем, по живому режу, плача,

Идиомы с маслом ем, режиссёрю наудачу.

Недоученный пловец по волнам морей житейских,

Нимфа! Искренний певец меж жильцов некомпанейских,

Но себе и швец, и жнец, и стихов своих писучка.

Непонятных храмов жрец, ну, короче — невезучка!

Обожальщицей мечты жизнь свою, как эпопею,

Отделивши суету, воспеваю и орфею...

Одалиской зря слыву, отрешённостью страдаю.

Орфографик свет и тьму в кружева переплетаю.

Ах, Ахматова, прости! Зла, Цветаева, не помни!

Ахмадулиной пути недоступны мне, знаком мне

Груз несчастья и проблем, рифмоплётке суеверной,

Горы литер и морфем, ткань метафоры безмерной...

А пока себе палач, проклиная и ругая,

Неудачливый строгач, гильотину воздвигаю.

У народа на виду, своевольна и капризна,

С воем голову кладу я на плаху критицизма.